Орхан Памук - Чёрная книга | ორჰან ფამუქი - შავი წიგნი

Он хотел бы прогуляться под ивами, акациями и вьющимися розами в запретном для него саду памяти Рюйи, погруженном в покой сна…

Утром море было спокойным, лодка белой, лодочник, всегда один и тот же, дружелюбным.

Нет ничего более удивительного, чем жизнь. Кроме слова - Ибн Зерхани

Потерянной ее считать нельзя, потому что мы знаем, где она упала в проли.

Он был доволен, что она оказалась не в закрытом саду своей памяти, а в доступном мире.

Когда у него спрашивали что-нибудь, он считал, что, раз спрашивают, значит, это где-то есть.

Обычно уезжают потому, что для этого есть повод. А 6 поводе вас извещают. Вам предоставляют право возразить. Ведь не уезжают же вот так. Нет, это чепуха -  Марсель Пруст

Тридцать два года назад он описал, какими будут его похороны, двадцать лет назад он боялся, что они будут такими, как он описал. Были они именно такими.

Он выглядел как английский джентльмен, у которого нет денег; впрочем, не знаю, можно ли быть джентльменом без денег.

Я бы не сказал, что умный зверь кошка — неблагодарная; она просто знает, что нельзя доверять писателям, любящим собак.

Читай мало, но с наслаждением, будешь выглядеть более начитанным, чем те, кто читает много, но без удовольствия.

Дай почувствовать, что у тебя есть тайна, и тебя будут любить женщины;

Большинство людей, — объяснял он, — не замечают сути вещей только из-за того, что они под носом, а видят и замечают второстепенные особенности, причем лишь потому, что они не бросаются сразу в глаза.

Каждая история является историей потому, что не похожа на другую.

человек был счастлив, так-как сознательно жил именно той жизнью, какой хотел.

или из квартала публичных домов, где время, проведенное с проститутками, лишь усилило чувство одиночества.

Удивительно, что никто из ожидающих прихода великого Спасителя, мечтающих об этом приходе, не мог представить себе Его лица.

если вселенная снов, называемая нами миром, это дом, куда мы входим неосознанно, как лунатики, то литературы можно уподобить стенным часам, развешанным в комнатах этого дома, к которому мы хотим привыкнуть. И в таком случае: 1. Глупо говорить, что какие-то из этих часов, тикающих в комнатах дома снов, показывают время правильно, а какие-то — неправильно. 2. Глупо говорить, что какие-то из часов спешат на пять часов, потому что, по той же логике, они могут опаздывать на семь. 3. Если какие-то часы показывают без двадцати пяти десять, а через некоторое время без двадцати пяти десять покажут другие часы, глупо делать вывод: вторые часы подражают первым.

А поскольку надежда нужна, как хлеб, люди верят.

Надежда, как и Коран, питает не только духовную, но и мирскую нашу жизнь, ибо надежду и свободу мы ждем оттуда же, откуда ждем хлеб.

а когда не будет истории, в которую все верят сообща, у каждого появится своя история, каждый будет верить в нее и захочет ее рассказать.

ведь если я не являюсь самим собой, я становлюсь таким, как они хотят, а я не хочу быть тем человеком, каким они хотят меня видеть, и я ничего не буду делать, чтобы стать тем невыносимым человеком, каким они хотят, чтобы я был, лучше пусть меня совсем не будет.

самая важная проблема жизни каждого человека — возможность или невозможность быть самим собой.

Некоторые вещи мы просто не помним, а про некоторые вещи мы даже не помним, что не помним их. Их надо найти!

Все убийства, — сказал в тот вечер Джеляль, — как и все книги, повторяют друг друга.

важно не создать нечто совсем новое, а вытащить из забвения то гениальное, что создавали тысячи умов на протяжении тысячелетий и на основании этого сказать что-то свое.

Цифры не всегда разговаривают, иногда они молчат.

Наиболее развитая форма звука есть слово; высокое понятие, волшебство, называемое «словом», состоит из букв. Буквы, означающие как смысл и суть бытия, так и образ Аллаха на земле, можно отчетливо рассмотреть на человеческом лице.

До чего же красив Стамбул! Оказывается, окна моего бронированного «шевроле» не пропускали не только пули, но и настоящую жизнь города.

оттого, что не мог ничего сказать, мне самому было страшно, и оттого, что мне было страшно, я не мог ничего сказать.

люди у нас бедны оттого, что всю жизнь их учат быть бедными, а не богатыми.

Тот, кто хочет отправиться строить новый мир, должен сначала увидеть буквы на своем лице.

Что есть чтение, если не постепенное постижение сознания другого человека?

он просто смотрел на свое лицо, как на старое пальто, к которому привык, надевая его каждый день, как на привычное зимнее утро или старый зонтик, на который смотрят, не замечая его.

Я тогда настолько привык жить с самим собой, что не замечал своего лица.

но поскольку нам стыдно перед Западом, мы время от времени устраиваем выборы и ходим голосовать, чтобы иметь право сказать иностранным журналистам, что мы похожи на европейцев.

Это вовсе не означает, что у нас нет надежд и никакого пути спасения. Путь спасения есть.

Для того чтобы нам быть самими собой, совершенно не обязательно хранить парики, съемные бороды, исторические костюмы.

Наш мир-единый мир, он не разорван на части. Внутри этой вселенной есть еще другая вселенная, но это не мир, скрытый за декорациями, как на Западе: приподними занавес, и увидишь истину. Наш скромный мир-повсюду, центра у него нет, на картах он не обозначен. Вот это и есть наша тайна; потому что понять это трудно, очень трудно.

Стамбул — это очень большая, необъяснимая страна.

Когда-то в нашем городе жил Наследник, открывший, что главное в жизни человека — это возможность или невозможность быть самим собой.

Наследник Осман Джалалиддин Эфенди знал, что на этой земле, на этой проклятой земле, самая важная проблема для человека — это возможность быть самим собой, и если эта проблема не будет решена как должно, все мы обречены на катастрофу, поражение, рабство.

Но поскольку она была единственной женщиной, которой я с легкостью открыл сердце, я тут же влюбился в нее.

нет ничего более удивительного, чем жизнь. Кроме слова. Кроме утешительного слова.